«Олимпия»: фашистская пропаганда в документальной обертке
Двухсерийный фильм об Олимпийских играх 1936 года в Берлине режиссеру Лени Рифеншталь заказал сам Гитлер — они были в близких отношениях. Он ценил таланты своей протеже и говорил ей, что у чиновников министерства пропаганды нет вкуса для создания картин, которые смогут произвести нужный эффект на общество.
Для нее же документальные ленты по заказу партии выглядели пропуском в мир режиссуры игрового кино и щедрого финансирования. Да и в отличие от съезда национал-социалистической партии, о которой она снимала прошлые заказные фильмы, Олимпиада действительно интересовала Рифеншталь. Она любила спорт и занималась альпинизмом, горными лыжами и подводным плаванием.
В воображении режиссера еще во время съемок Олимпиады возникли контуры первого фильма «Праздник народов»: античные статуи должны ожить, а факелоносец из Древней Олимпии — принести олимпийский огонь на Игры в Берлин. Таким образом она хотела проложить мост между античностью и современностью.
И приём бы отлично сработал, отведи режиссер на него две минуты. Но нет: сначала четыре минуты показывают руины Древнегреческих храмов, потом еще пять минут оживают скульптуры и еще минуты три олимпиец бежит с огнем.
Кстати о факелоносце: он задумывался как элемент пропаганды и должен был внушать простым немцам, что истинные арийцы — преемники великих эллинов. Поэтому очень забавляет тот факт, что роль олимпийца исполнил сын белогвардейских эмигрантов из Одессы Анатолий Добрянский.
Для съемок античных эпизодов Рифеншталь поехала в Грецию и хотела найти там атлетичных греков, которые сыграют в ее фильме олимпийцев. После долгих поисков она заметила подходящего юношу 18 лет, который заговорил с ней по-французски.
Семья Добрянского едва сводила концы с концами, поэтому он согласился сниматься. После «Олимпии» Рифеншталь пристроила его на учебу актерскому мастерству в киностудию «Тобис», но артистом он так и не стал.
Зато сделал военную карьеру в Третьем Рейхе: сначала переводил для нацистов вражеские сообщения, а потом служил на подлодке. После войны он поселился в Баварии и работал представителем фирмы-производителя женских чулок.
Но вернемся к «Празднику народов». Хроника олимпиады начинается только с 15 минуты и до 19-й длится шествие делегаций стран-участниц по стадиону. Если бы в XX веке существовало ускоренное воспроизведение, «Олимпию» бы смотрели на х2.
За исключением затянувшегося вступления первая часть похожа на привычную телетрансляцию Олимпиады только в замедленной съемке. Из интересных моментов — забеги на короткие дистанции, прыжки в длину и высоту. А от прыжков с шестом вообще захватывает дух.
Из 400 000 метров отснятой пленки в итоговый вариант режиссер включила только 6 000. При этом отбор получился не самый удачный: официозные и монументальные кадры в избытке, но в них нет жизни, конкурентной борьбы, восторга от победы и ярости от поражения, травм и слез.
Моменты общения спортсменов друг с другом, кадры из олимпийской деревни, разминки и другое закулисье Рифеншталь припасла для второй части «Олимпии» — «Праздника красоты». Поэтому стоит начать знакомство с картиной именно с этого фильма — он более динамичный и художественный.
Вторая часть — это калейдоскоп новаторских технических приемов. Так, на последних кадрах пловцы прыгают с вышек, но не приземляются в воду: этот монтажный прием оператора Ганса Эртля как бы наделяет спортсменов сверхспособностью летать.
Нужно отметить, что и возможности у Рифеншталь были особые: бюджет 2,8 млн рейхсмарок или около $1,13 млн по курсу 1938 года, новейшая техника и пул из 40 операторов, которые снимали олимпийцев с земли, воздуха и воды. Один из них даже нырял в воду вместе со спортсменами и на плаву настраивал фокус и диафрагму на своей подводной камере.
Однако не будем умалять заслуг Рифеншталь: она лично уговаривала олимпийцев переснять неудачные эпизоды после соревнований, каталогизировала все кадры по дисциплинам, спортсменам и соревнованиям, сама монтировала ленту в пяти монтажных комнатах по 10-14 часов в сутки в течение полутора лет и редко обращалась за помощью к ассистентам.
Кроме того, она создала пять разных версий картины для других стран Европы и США, в которых было меньше кадров с Гитлером, свастикой и нацистскими приветствиями. Ей хотелось не только сделать подарок заказчику (картина вышла в свет 20 апреля 1938 года в день рождения фюрера) и наполнить фильм фашистским символизмом, но и проложить себе дорожку в Голливуд, используя неограниченные госресурсы.
Поэтому в первой части много внимания уделено победам афроамериканского легкоатлета Джесси Оуэнса, который заработал на Олимпиаде четыре золотых медали и установил новые мировые рекорды.
Однако расистское высказывание комментатора: «Два черных легкоатлета против сильнейших из белой расы», Рифеншталь из фильма почему-то вырезать не стала. Да и зачем — в США к чернокожим относились не лучше. Того же чемпиона Оуэнса после Олимпиады даже не заселяли в отели для белых.
Рифеншталь объездила с «Олимпией» всю Европу и получила кубок Муссолини за лучший фильм на Венецианском кинофестивале, греческую спортивную премию, золотую олимпийскую медаль от Международного олимпийского комитета, олимпийский диплом Международного кинофестиваля в Лозанне, не говоря уже об очередной национальной кинопремии в рейхе.
До США она тоже добралась, но премьеру сорвали поджоги синагог и еврейских лавок на родине, которые вошли в историю как Хрустальная ночь. Рифеншталь отрицала эти события, за что ее выдворили из Штатов. Так что путь в Голливуд ей был заказан.
Так была ли «Олимпия» пропагандистской картиной? И да, и нет. Первая часть «Праздник народов» содержит очевидный для немецкого зрителя нацистский посыл о «сверхлюдях». Но за рубежом его не считали, не подозревая, насколько далеко все зашло в рейхе.
Однако идолопоклонство спортсменов по отношению к Гитлеру в фильме очень бросается в глаза. Эмоции самого фюрера снимала скрытая камера, но в его восторге от побед немецких олимпийцев есть что-то пугающее. Он восседает на трибунах точно Цезарь, а спортивная арена для него словно поле боя, где сражаются его гладиаторы.
Во вступительном эпизоде, где десяток рук плавно качается из стороны в сторону под умиротворенную музыку нацистского композитора Герберта Виндта, незаметно подкралось ощущение, что на экране — советский фильм.
Похоже, у пропаганды нет национальности и в ее обертку можно завернуть хоть фашизм, хоть коммунизм. Неудивительно, что работу Рифеншталь очень высоко оценил Иосиф Сталин. Хотя в СССР обертку бы перекроили по своим лекалам, а то негоже крупным планом показывать обнаженных девушек в образе оживших скульптур.
Сейчас-то обнаженкой уже никого не смутишь, зато напугаешь танцующими в огне телами, которые вызывают ассоциации с газовыми камерами в концлагерях. Из-за таких эпизодов «Праздник народов» сегодня не воспринимается исключительно как документальное кино.
По сути первый фильм — это смесь пропаганды с репортажем, где Рифеншталь очеловечивает богов. Во второй части она обожествляет людей, поэтому «Праздник красоты» наполнен лишь одной идеей: возможности человека безграничны. И ей подчинены все средства выразительности, операторские и монтажные приемы.
В отличие от первого фильма «Праздник красоты» не хочется смотреть в ускоренной перемотке. Замедленная съемка маневров на брусьях и прыжков в воду погружает в добровольный транс, в котором приятно пробыть все полтора часа.
После просмотра возникает наивное желание сделать картину идеальной: вырезать из первой части все пропагандистские сюжеты, сократить вдвое и склеить со второй. Ведь, очевидно, что кино будет приятнее и легче смотреть. Но в таком случае «Олимпия» потеряет свою историческую ценность.
В контексте сегодняшней мировой политики спортивные состязания в «Олимпии» уходят на второй план и внимание захватывают проявления тоталитарного строя. Без них картина, несомненно, была бы лучше. Но эти символы в кино как раз тем и важны, что в 1936 году их многие проигнорировали.
А между тем за фасадом либеральной и гостеприимной хозяйки Олимпиады беспрепятственно процветал Третий рейх. Поэтому «Олимпия» — это еще и документальное свидетельство того, как Гитлер пустил пыль в глаза всему миру. А нацистского слона тогда никто и не приметил.
