Ирина Шапман: «Наш производственный цикл — один сплошной очень интересный форс-мажор»

Поговорили с Ириной Шапман (более известной по фамилии Журавлёва), основательницей независимой студии документальных фильмов о природе LESFILM, о съемках без сценария и постоянного присутствия режиссера, фильмах без закадрового голоса и о магии монтажа.

Как вы пришли к идее снимать документальное кино о природе?

— Сначала я курировала фотовыставки и медиапроекты о природе. А в 2015 году написала известному фотографу-натуралисту и основателю заповедника «Брянский лес» Игорю Шпиленку, что хочу снять о лесе и гармоничном сосуществовании человека и леса через пример его жизни. Но он в свою очередь предложил мне другую идею: спродюсировать фильм о первом годе жизни бурого медведя.

Как происходит подготовка к съемкам фильма о дикой природе? 

— В природном кино все начинается с идеи — например, снять фильм про первый год жизни бурого медведя. Она может прийти откуда угодно — от продюсера или оператора природного кино, ученого или, скажем, директора заповедника.  Дальше идею нужно правильно оформить, чтобы она получила финансирование, и съемки фильма были запущены.

Четкого сценария и раскадровки у нас обычно нет, есть примерное представление, что хотелось бы снять, а что показать зрителю решает природа.

Что сложнее: снимать фильм в дикой природе или продвигать его?

— Все сложно и все интересно. Мои любимые этапы — это съемочные экспедиции и постпродакшен. К сожалению, не могу быть часто в полях, потому что на мне, в первую очередь, продюсирование. Плюс это лишние затраты — наши полевые группы максимально оптимизированы по числу участников.

Я выступаю не только продюсером, но и сорежиссером картин, поэтому моего участия больше на этапе постпродакшена, когда начинается магия монтажа. Именно магия, поскольку, как я уже сказала, мы не складываем фильм по готовой раскадровке. Мы работаем с тем, что показала нам на съемках сама природа, оставляя за монтажным столом место творческому процессу.

Дальше следуют тонкие настройки: написание музыки, сведение звука и создание звуковой картины — в природном кино она очень важна. В частности, поэтому «Медведей Камчатки» мы делали так долго: в режиссерской (кинотеатральной и фестивальной) версии мы отказались от закадрового голоса, отдельно записывали на площадке звуки, из которых в течение полугода собирали звуковую картину.

Мне кажется неинтересным формат классической озвучки научно-популярных фильмов, в котором закадровый голос сопровождает зрителя на протяжении всего фильма. Нам хочется погрузить людей в атмосферу первозданной природы, меньше загружать голову, больше взаимодействовать с чувствами.

Какой из ваших фильмов был самым сложным с технической точки зрения?

— Мы выпустили пока только один фильм — «Медведи Камчатки. Начало жизни». Сейчас в работе фильмы про девственную тайгу под названием «Лес», и фильм о гималайских медведях — «Мои медведи. Гималайцы», оба будут закончены в 2024 году. В работе над всеми фильмами нет чего-то более сложного или легкого, все процессы непростые.

Мы — не BBC, у которого всегда есть оборотные средства, большая команда, зритель и налажено потоковое производство контента. Мы начинали практически с нуля, имея только идею и желание ее реализовать. Сейчас собрана команда профессионалов, появилось оборудование и опыт, но с финансированием все также непросто.

Каждый наш фильм — это длинный проект, который занимает два—три года. Фильм о первозданных лесах мы сделаем за два года, но подготовка к съемках началась задолго до их начала: было проведено большое исследование и множество интервью с учеными с целью выяснить, что происходит с лесами у нас в стране. Мы даже запустили медиа «Про лес», чтобы собранная информация не лежала в столе, а выполняла функцию эко-просвещения.

На фильмы «Медведи Камчатки. Начало жизни» и «Мои медведи. Гималайцы», который еще в работе, ушло по три года из-за длительного экспедиционного периода.

Сколько времени занимают сами съемки? 

— «Медведи Камчатки» снимались семь месяцев. Я провела на съемках месяц, но этого было достаточно, чтобы почувствовать эти места и понять настроение и состояние, которые хотелось передать в картине. Все же главные люди на съемках природного кино — это оператор, его ассистент и звукооператор. Фильм о лесе планируем снять за шесть экспедиций примерно по 20 дней каждая, большая часть которых уже прошла.

Что касается картины про гималайских медведей, в ней мы покажем архивные съемки длительных наблюдений за медвежатами соавтора фильма Сергея Колчина, а также материалы из пяти экспедиций на Дальний Восток в земли тигра и гималайского медведя — уссурийскую тайгу — нашего оператора Олега Кугаева.

Во время съемок часто случаются какие-то форс-мажоры?

— Весь наш производственный цикл — это один сплошной очень интересный форс-мажор.  Всегда не хватает времени и денег. В этом году у нас одна экспедиция следует за другой почти без перерыва: прошлой осенью была одна, зимой — две, весной три, летом уже было три и еще одну планируем, а затем еще одну осенью.

Приходится без остановки координировать передвижение людей, оборудования, финансов (два фильма — два разных бюджета), договариваться с дирекциями особо охраняемых природных территорий (ООПТ) о проведении съемок и так далее.

На это накладывается человеческий фактор: однажды, например, за несколько часов до  вылета оператора на локацию в тайгу мы узнали, что ассистент не сможет к нему присоединиться. Поэтому какую-то часть времени носить оборудование пришлось нашему научному консультанту (он же сценарист фильма о лесах) и немного мне.

С 2022 года стало сложнее привлекать деньги на создание кино в связи со всеми произошедшими потрясениями? 

— Да, стало сложнее. Я годами нарабатывала контакты с западными студиями и телеканалами для возможных копродукций, а теперь эти связи разорваны, и мы практически замкнуты на внутреннем рынке. Чтобы наработать новые связи с Азией нужно время.

У меня была продажа «Медведей Камчатки» в Китай, но через дистрибьютора. Возможно, с выходами может помочь Роскино: насколько я знаю, они обязаны продвигать отечественные фильмы, в том числе, на восточном рынке, посмотрим.

Где вы находите деньги на съемки? 

— К сожалению, в России нет прозрачного кинорынка научно-популярного кино, как, например, в Европе. На всю страну три независимые студии, очень мало фильмов кинотеатрального масштаба, по пальцам пересчитать природных операторов. Нет практики предпродаж, когда студии продают телеканалам (разных регионов или стран) права на фильм на моменте разработки проекта, а потом на эти деньги спокойно занимаются производством кино.

«Первый канал» не взял «Медведей Камчатки» даже после кинопроката и показов на фестивалях в России и за рубежом. Телеканал «Культура» хотел взять, но в итоге замолчал. Про пресейл я вообще молчу. По моим ощущениям, наше телевидение полностью отрезано от природного кино (кроме специализированного телеканала Живая планета, которая производит свой контент и практически не берет сторонние продукты).

Деньги на первый фильм мы собирали через краудфандинг и потом нашли спонсора — компанию «М-видео», которая предоставила нам оборудование и поддержала деньгами. Но собранных средств все равно не хватило, и я обратилась к частному инвестору.

К сожалению, кино о природе без большого бюджета на продвижение полностью не окупает себя в прокате. Фильм «Медведи Камчатки», несмотря на свой успех — международные награды и показы в кинотеатрах и на фестивалях в России и за рубежом — за шесть лет с момента премьеры до сих пор не окупился. Я все еще возвращаю деньги инвестору, и решила больше не привлекать возвратное финансирование.

На съемки фильма о первозданной тайге я получила в прошлом году субсидию Минкульта. В этом году мы его снимаем, а в следующем должны завершить постпродакшн и рассчитываем выпустить в самом начале 2025 года.

Субсидия невозвратная, но если по какой-то причине фильм не завершается в обозначенные сроки, деньги придется вернуть. На картину «Мои медведи. Гималайцы» деньги также собирались через краудфандинг.

Они закончились на четвертой экспедиции, теперь приходится снимать на собственные средства. Сейчас ищу спонсоров и партнеров, поскольку на данный момент Минкульт поставил на паузу выдачу субсидий на документальное кино. Есть надежда на VOD-платформы, которые производят довольно много разного контента.

Как вы думаете, дадут ли в Минкульте субсидию на фильм о лесных пожарах или других экологических проблемах в стране?

— Сейчас сложно найти деньги на любой фильм, поэтому поднимать острые темы нужно осторожно. Например, в «Медведях Камчатки» нет закадрового голоса, который рассуждает об экологических проблемах. Но в финальных титрах мы рассказали о том, что в целом угрожает природе Камчатки и из-за чего медвежата становятся сиротами, погибают или попадают в цирки, зоопарки, придорожные кафе, притравочные станции.

В фильме о лесах мы не оставим за кадром их проблемы. В частности, затронем тему лесных пожаров — их масштабы в нашей стране вправду запредельны. Мы хотим донести до зрителей, что в 90% случаев причиной пожаров становится халатность человека и его вмешательство в природу.

Леса, подверженные вырубкам, загораются в первую очередь. А в первозданных, практически нетронутых человеком лесах, где мы сейчас снимаем, масштабных пожаров почти не бывает.

Мы хотим привлечь внимание именно к старовозрастным, вековым, девственным  лесам, потому что они обладают самой высокой ценностью для планеты, защищая человечество, в том числе, от резких климатических изменений и глобального потепления. Наша задача донести, что их вырубку надо прекратить и взять первозданные леса под охрану.

Мы не отворачиваемся от проблем, отчасти и снимаем фильмы для того, чтобы привлечь к ним внимание. Наша миссия: показывать красоту природы, объяснять ее тонкие настройки, открывать глаза и сердца на то, с чем природа сталкивается в современном мире.

Вы рассказывали в интервью, что в работе над фильмами преодолеваете много препятствий, и порой опускаются руки. Как вы справляетесь с этим состоянием?  

— Да, мне часто не хватает веры в себя и свои проекты. У меня нечасто бывает ощущение, что я молодец, но я с этим работаю и стараюсь преодолеть синдром самозванца.

Справляться с большой работой на длинной дистанции мне помогает любовь к природе, чувство ответственности и способность к многозадачности. И, конечно, наша небольшая, но очень крутая команда — я не могу все бросить и пустить насмарку труд каждого ее члена.

Так получилось, что кино о природе стало делом моей жизни, хоть и не единственным. Еще есть медиа «Про лес», которое тоже требует внимания и регулярного выпуска нового контента. Я создаю эко-культурные проекты с 2010 года, моя жизнь от них неотделима.

Работа над дебютным фильмом о медведях была сложной, но после набранного опыта и небольшой паузы, началась работа над картиной о лесах, которая зрела во мне с 2015 года. В то же время зоолог Сергей Колчин предложил идею создания фильма о гималайских медведях, за которыми он наблюдал несколько лет, и мы начали снимать третий фильм.

Страна у нас огромная, и тем для природного кино бесчисленное множество. И у нас еще много идей: из ближайших — фильмы о болотах, о горных баранах Алтая, Лапландском заповеднике. Осталось только крепко встать на ноги, чтобы иметь возможность снимать проект за проектом, не выживая, а спокойно, с чувством, толком, расстановкой.

Фото обложки: Марина Дмитриева

---